Еще один

Полагается, значит, принести людям русского рассеяния свои поздравления еще с одним годом изгнаннического житья. Может быть – последним? И может быть – самым мучительным? А может быть – и поздравлять-то вовсе не с чем? Следует ли приносить свои поздравления человеку, отправляющемуся на операционный стол? Или будет лучше подождать до конца операции?

Все это, так сказать, вопросы великосветского такта. В вопросах великосветского такта я не считаю себя достаточно компетентным человеком. Да и не особенно интересуюсь этим видом человеческой деятельности. Сейчас есть вещи безмерно более интересные: исторические события минувшего года и их проекция на будущий год.

И эти события, и их проекция подводят меня к принципиальному вопросу о политической пропаганде вообще. Всякая газета – есть орган известной политической пропаганды – даже и тогда, когда эта пропаганда прикрыта, допустим, сенсационным чтивом желтой печати. Аполитичность – это тоже политика, – и именно та отрасль политики, которая пытается засорить общественные мозги нации или человечества всякими «отвлекающими средствами» детективной и прочей литературы. Эта политическая линия имеет, собственно говоря, следующий, не очень даже сокровенный смысл: пусть масса, плебс, чернь, офицерство, читает ерунду о традициях кинозвезд или о туалетах гвардии, а политику будем делать мы – то есть банкиры, генералы, масоны, «полковники» (по Пилсудскому) – вообще «избранные». Вам же, массе, плебсу, черни, офицерству, предоставляется полная возможность умирать в полное свое удовольствие…

Политику можно любить и можно не любить. Я, например, политики очень не люблю. Но все дело заключается в том, что – любите вы ее или не любите – никуда вам от политики уйти нельзя. Вы можете спрятать голову под подушку. Не поможет. Политика свалится на вас в виде тысячефунтовой авиабомбы, и от этой политики вы не сможете скрыться даже и в погребе.

Политика данной общественной или национальной группы может быть успешной и может быть безуспешной. Победной или катастрофической. В числе остальных факторов победы или поражения – огромную и все возрастающую роль играет сознательное участие в этой политике самых широких масс человечества, и в особенности интеллигенции как ныне ведущего слоя всех стран мира. Политическая сознательность или политическая безграмотность любого движения сейчас будет сказываться на том, в какой именно степени миллионы людей, проводящих эту политику на практике, - будут сообразовать с ее конечными целями все свои действия.

Позвольте по поводу политической сознательности и политической безграмотности привести некоторые примеры из нашей собственной истории.

Те люди московского государства, над которыми издевались иностранцы типа Герберштейна, Посевина, Иовия и прочих, - были людьми очень высокой политической сознательности. Их постоянная отговорка «про то ведает Бог и великий государь» вызывала в тогдашних интуристах раздражительные замечания о рабьей психологии русского народа. Раздражаться было от чего. Москва имела блестящую дипломатию – очень хитрую и чрезвычайно изворотливую, какою надлежит быть всякой дипломатии, и Москва зря не болтала: ничего от москвичей интуристы выпытать так и не смогли: «про то ведает Бог и великий государь».

Сейчас, пройдя сквозь опыт «мира без аннексий и контрибуций», через призывы к свержению всяческой «тайной дипломатии», через уроки и вождизма и парламентаризма, - мы уже отлично знаем: тайны дипломатии на улицу не выносятся. Их знают: или «великий государь», или «вождь», или те таинственные силы, которые, например, зарабатывают деньги на поставках оружия или нефти. И если рядовой гражданин современной Европы или Америки совсем всерьез предполагает, что комментарии газетных передовых действительно вводят его в самый, так сказать, курс мировой политики, - то он несколько ошибается. Москвич XVI века был политически сознательнее: он, по крайней мере, не строил никаких иллюзий.

Москвичи XVI века, казаки типа Ермака, землепроходцы типа Дежнева или Хабарова, дьяки московских приказов, воеводы «украинных» городов – были очень сознательны политически и очень сознательно проводили московскую политику на практике: в каждом отдельном случае они очень точно знали, что им следует делать и чего не следует. Разумеется, всяческого безобразия было сколько угодно. Но следует вспомнить о том, что такого же безобразия во всех без исключения остальных странах мира - было безмерно больше. Московские батоги – были вещью очень неприятной. Была ли приятней их западноевропейская сверстница «испанская дева»?

Политическая сознательность у нас стала выдыхаться примерно в начале прошлого века – с отрывом дворянства от народа, с фиксацией крепостного права, с превращением гигантской территории в гигантский театр то тлеющей в подпольи, то вспыхивающей восстаниями всероссийской гражданской войны – крестьянской войны против дворянства. Политическое единство народа было разбито. Однако, народная догадка опять-таки оказалась правильной: великие государи XIX века в тайниках своих тайных комитетов – готовили гигантский маневр ликвидации крепостного права: великие государи «про то» снова «ведали».

С исчезновением с исторической арены великих государей – начался период окончательной политической безграмотности. Таким образом, белый офицер, даже из числа тех, по-видимому, не очень многочисленных, поистине героических офицеров, действительно сражавшихся на фронте, а не пьянствовавших в склепах реабилитационных комиссий, - в сущности, решительно не знал – а как же ему надлежит поступать? Нужно было не только драться, но также и как-то поступать. Драться русские люди умеют все. И умирать – тоже. На фронтах гражданской войны лучше всех дрались, по-видимому, махновцы. Но только одни большевики толком знали – как надо поступать по отношению к офицерам, помещикам, мужикам, рабочим и прочим. Одних – нужно расстреливать, других – заманивать, третьих – грабить, четвертых – призывать к оружию и давать это оружие.

Белый офицер, а также и белые генералы, собственно говоря, не имели ни малейшего представления: как им нужно поступать по отношению к Царской Идее, по отношению к киевской городской думе, по отношению к крестьянам, рабочим и красноармейцам, попадавшим в белые ряды или остававшимся в белых тылах, по отношению к еврейству, к интеллигенции, к казачеству. Не знают они этого и сейчас.

Большевики знали точно. У них была некая ведущая идея, про которую знали «Маркс и великий Ленин». Эта идея была детализирована для каждого агента большевицкой власти: крестьянству говорилось одно, рабочим – другое, офицерству – третье (нельзя забывать, что к большевикам перешло большинство и офицерства, и генералитета). Каждый продработник достаточно точно знал, кого ему надлежит грабить и кого подкармливать. Каждый чекист знал, кто есть классовый друг, кто классовый враг, кто «попутчик» и до каких пор «попутчик». Известная и совершенно определенная идея пронизывала всю организацию большевицкой власти. У нас – не было ни определенной идеи, ни организации. Была импровизация кандидатов в Сидорчуки. Большевики победили не «сочувствием масс», а идеей, оформленной в организацию.

В 1517 году Тимофей Хлуденев, встречавший Герберштейна у Москвы, совершенно точно знал – как ему следует поступать, чтобы не умалить достоинства Великого Государя. Политическую линию москвичи сформулировали очень ясно – и очень откровенно: « что нам Бог дал, и мы того не хотим умаляти, а с Божьею волею хотим того повышать, сколько нам милосердный Бог поможет», - вот и повышали. Люди знали, что им надлежит делать в каждом отдельном случае. Царство Московское и Империю Российскую строили миллионы и десятки миллионов политически весьма сознательных людей, - иначе бы они ее не построили. Империю Российскую проворонили политически несознательные поколения. Если бы не их политическая безграмотность – мы бы до сих пор «повышали, сколько нам милосердный Бог поможет». Стоит по этому поводу вспомнить и русскую поговорку, рекомендующую на Бога надеяться, но и самим не плошать.

Политическая сознательность может существовать только тогда, когда налицо имеется определенная цель: нельзя знать как нужно делать, если вы не знаете что нужно делать. Раньше «что» и только потом – «как». Белая армия не знала, что именно нужно делать, - и по одному этому не могла знать – как нужно делать. Белая эмиграция и нынче не знает, что нужно делать, - то есть к чему, по крайней мере, нужно стремиться. Потому не знает, как поставить себя по отношению к нынешним мировым событиям, поставить хотя бы духовно – если уж иного рода постановка практически недостижима..

*     *     *

Если бы у нас была Империя Российская и в этой Империи министерство пропаганды, руководимое, допустим, Семеновым, то мы были бы уверены в следующем: если это министерство и врет, - то оно врет в нашу пользу… Я, впрочем, думаю, что при том колоссальном политическом опыте, который за годы революции накопили русские массы, - необходимо обходиться совсем без вранья. На этом пункте я буду настаивать самым категорическим образом: не дай Бог провраться хотя бы один раз. Можно ошибаться, можно неверно оценивать события, можно ругаться – но врать нельзя: «единожды совравши – кто тебе поверит?»… «Единожды совравши» – любая пропаганда сразу похоронит все свое влияние: «ах, так вот что! Да это – все то же самое большевицкое вранье – только в другую сторону» – и кончено.

Я как-то писал о том, что даже некоторые большевицкие газеты издаются исключительно по большевицкой привычке ко вранью и к доносам. Должен с великим прискорбием констатировать тот факт, что наши эмигрантские верхи и враньем, и доносами занимаются – если и в меньших масштабах – то, вероятно, не по моральным соображениям, а только по отсутствию должных средств. Что же касается большевицкого вранья, то вот вам два конкретных примера.

Господин товарищ Молотов в ноте от 4 декабря, адресованной Лиге Наций, пишет буквально следующее:

«Советский Союз не находится в состоянии войны с Финляндией и не угрожает войной финскому народу… Советский Союз находится в мирных отношениях с Демократической Финляндской Республикой, с которой… урегулированы все вопросы, по которым безуспешно велись переговоры с делегатами прежнего правительства Финляндии, ныне сложившего свои полномочия».

В общем – не воюем и не воевать никак не собираемся. Товарищ Куусинен воюет с фельдмаршалом Маннергеймом. А по словам «Правды» от 4 декабря:

«Среди патентованных палачей, злейших врагов финского народа, каяндеров, таннеров, свинхувудов, - Густав Маннергейм занимает достойное, если не первое место».

Думаю, что никогда в своей жизни добродушнейший и почтеннейший Свихувуд, пешочком разгуливавший по Гельсингфорсу со своим неизменным потертым портфелем под мышкой, не предполагал, что именно он попадет в состав «патентованных палачей, злейших врагов финского народа», - кстати, в Финляндии и смертной-то казни не было – трудновато было заниматься палаческим ремеслом. То ли дело в СССР!

В первых героических сводках, помещенных в «Правде» от 5 декабря, какой-то Николай Вирта расписывает о наступлении на Карельском перешейке:

«В лесах, в кучах сосновых ветвей, в снежных сугробах прячутся белофинны, озлобленные, как волки, голодные, оборванные. Это они бьют нам в спину. Они боятся честного открытого боя. Советские танки наводят на бандитов ужас. Наша артиллерия вытряхивает из них души. Первые же дни войны показали, что хваленая «доблесть» финской армии не стоит выеденного яйца. У бело-финнов хватило «доблести» испортить дороги и… убежать сломя голову при первых выстрелах советских пушек»…

«Я видел, как двигалась огромная масса наших бойцов, легкая и тяжелая артиллерия, танки и сложнейшие саперные машины – и ничто их не останавливало… могучая лавина катилась все дальше и дальше непрерывной чередой»…

Могучая лавина катилась, катилась – и стала. За двадцать дней в среднем прокатилась на сорок верст. Лавры Варшавы напрасно не давали спать товарищу Сталину. В последних номерах советских газет – нет уже ни героики, ни лавин, ни грохота.

*     *     *

Эта иллюстрация о вранье имеет следующий смысл. Нужно поставить перед собой вопрос: зачем же нужно это заведомо откровенное вранье? И существуют ли еще в мире залежи дурачья, эксплоатация которых была бы еще достаточно рентабельна?

Существуют (не в России!). В том же номере «Правды» приведена из турецкой газеты «Ени Сабах» статья турецкого парламентария Джахита Ялчина, в которой сказано:

«Маленькая Финляндия хотела захватить Ленинград и создать великую Империю на северо-востоке Европы… Для осуществления этих завоевательных планов она в один прекрасный день проявила безумие, начав стрелять из пушек по красной армии».

Я, собственно говоря, не поверил бы аутентичности приведенной в «Правде» турецкой статьи, - если бы своими глазами не читал точно таких же статей в некоторых балканских газетах… Даже и таким высокопросвещенным людям, как балканские политические деятели, - вроде вот этого самого Джахита Ялчина, - совсем не приходит в голову такого рода опасение: демократическое финское правительство товарища Куусинена – это еще туда-сюда. А вдруг господину товарищу Молотову вздумается договариваться с демократическим балканским правительством какого-нибудь иного товарища, находящегося в услужении Коминтерна? Чем, в самом деле, любой товарищ хуже Куусинена? И кто именно попадет тогда в когорту «патентованных палачей, злейших врагов балканских народов»?

*     *     *

Это длинное предисловие, снабженное недостаточным количеством иллюстраций, подводит нас к восприятию краткой истины о том, что «все врут календари». И к еще более краткому выводу о том, что верить этому вранью не следует.

Но следует: за отсутствием нашей центральной власти найти нашу центральную идею и расценивать события исключительно с точки зрения этой идеи. Только тогда мы сможем уберечься от поступков, подсказанных чьим-то чужим враньем.

*     *     *

Приведу пример из зарубежного лагеря. «Новая Россия» Керенского вслед за Блюмом устанавливает духовное тождество и «интимную политическую связь» между всеми «тоталитарными режимами». И, в качестве аксиомы, принимает следующее положение: «в случае падения Гитлера – неизбежно и падение Сталина».

Падение Сталина, если и неизбежно, то в результате войны вообще. «Падение Гитлера» здесь совершенно ни при чем: большевицкий режим существовал: а) при Гогенцоллернах, б) при Веймарской конституции и в) при Третьем Райхе. Пали Гогенцоллерны, пал веймарский режим. Какие есть разумные основания предполагать жизненную зависимость Сталина от того режима, который на пятнадцать лет моложе большевицкого? С другой стороны – нет также решительно никаких разумных оснований предполагать, что какая бы то ни было страна в мире будет действовать во имя наших, а не во имя только и исключительно своих собственных интересов.

Совершенно беспочвенно и другое утверждение наших либералов: победа демократии означает свержение большевизма. А это почему? Победа демократии в 1919 году, как нам совершенно точно известно, к свержению большевизма не привела. Какие есть основания полагать, что победа тех же демократий, допустим в 1949 году, принесет иные результаты?

На другом фланге нашей эмигрантской общественности околачивается скудная идея какой-то «идеологической войны», которую державы бывших и будущих «осей» предпримут-де против «мирового иудаизма», воплощенного, как известно, в товарище Сталине. Конкретный пример Италии, которая первая в Европе организовала вполне дружеские отношения с СССР, - ничего не говорит ни уму, ни сердцу наших, к сожалению, даже и не доморощенных фашистов.

Все политические лагери нашего изгнания находятся в идейном плену у чужих нам идей. Так, лагерь Милюкова-Керенского говорит о благородстве демократий, о их высоком моральном уровне, о великих моральных целях войны. Для этого лагеря демократия – это не что-нибудь. Это – великая творческая идея, которую, разумеется, надлежит всячески внедрить и в будущую Россию: ей, бедной, все время так не хватало Блюмов… Для нашего национального лагеря, который так недавно возглавляло «Возрождение», точно такими же высокими моральными идеями являются все разновидности фашизма, который тоже следует по мере возможности внедрить в истосковавшуюся по «гениальным вождям» Россию. А. Ф. Керенский видит спасение России в новой учредиловке, созванной на базе всех четырехвосток мира. Как же ему выступать против этих четырехвосток во Франции, Англии и Америке? Родзаевский и Мих. Грот взыскуют о русском Гитлере и пытаются стать акушерами еще не рожденного Вождя с десяти больших букв, - не Монарха, конечно.

Идейная пуповина, связывающая самые различные лагери нашего рассеяния с самыми разнообразными попытками импортировать на Русь новых варягов, разыскать для нищей духом тысячелетней Империи какой-то духовный пиджак с чужого плеча, «себе присвоить ум чужой» – в предположении, что собственного не имеется, - вот все это, вместе взятое, и приводит к нынешней всезарубежной каше. Нет своей, своей собственной, чисто русской ведущей идеи. Нет путеводной звезды. Нет никакого морально-политического компаса.

Вот в силу-то этого весьма элементарного и по человечеству понятного обстоятельства – люди тыкаются носом кто куда попало, пошехонско блуждают в трех соснах: фашизм-большевизм-демократии. И со всех этих трех сосен на бедных наших макаров валятся всяческие шишки.

Из основного недуга эмиграции – отсутствия собственной национально-государственной идеи – вытекает недуг моральной зависимости от чужих идейных сил. Из этой зависимости происходят вещи, имеющие чрезвычайно важное практическое значение: временные попутчики изображаются в виде вечных пророков. Так, для того же «Возрождения» еще очень недавно вечным пророком являлся барон Дранг-нах-Остен-Сакен, каковой барон возвестил-де миру новые истины и во имя этих новых истин должен был организовать девственно бескорыстный поход против «царства Сатаны». Так, для мыслителей типа Мих. Грота и К. Родзаевского борьба «сил света» против «сил тьмы» являлась аксиомой – и когда наступили сумерки (ни тебе света, ни тебе тьмы) – то оказалось неясным, - куда же, собственно говоря, надлежит двигаться? Так, либеральный лагерь П. Н. Милюкова, проповедовавший: а) демократию и б) сталинскую эволюцию к великодержавности, - сел в калошу, которая – благодаря политическому опыту вождя республиканско-демократического объединения – скрывается тщательно и удачно: сталинская великодержавность бросает авиабомбы на финскую демократию – как тут быть? И как быть с принципом невмешательства в русские дела – в том случае, если вмешается великобританская демократия?

Самая нелепая и совсем уж нескрываемая калоша постигла младороссов. Мне очень трудно понять – каким это образом младороссы сумели в целях собственного пошехонского блуждания соорудить себе лес из монархии, советов и демократии? Причем в этом треугольном лесу ни одна сосна принципиально непримирима ни с какой другой: монархия – ни с советами, ни с демократией, демократия – ни с монархией, ни с советами, советы – ну, о советах и говорить нечего. С младоросской точки зрения вот сейчас какие-то лихие комсомольцы авиабомбами «восстанавливают» Великое Княжество Финляндское. Наследник Великого Князя Финляндского от этих комсомольцев отгородился самым категорическим образом: провал номер первый. Демократии шлют свои зенитные орудия для обстрела этих самых лихих комсомольцев: провал номер второй. Адольф Гитлер, который-де собрался расчленить Россию вплоть до Урала, - нынче способствует расширению сталинской великодержавности: провал номер третий.

О РОВС’е говорить нечего, ибо никогда у него никакой идеи и в заводе не было. Я не знаю, какая именно идея имеется в Корпусе Императорской Армии и Флота, - вероятно, тоже никакой. Вот именно в силу отсутствия какой бы то ни было идеи и получился междуведомственный конфуз. Великий Князь Владимир Кириллович обратился к РОВС’у с призывом, в котором, в частности, сказано:

«Я считаю важным сберечь Союз… и оберечь его от всего того, что нарушило бы его волю для борьбы за освобождение и восстановление России на ее исконных исторических началах. Укрепляя себя, Союз должен всеми силами стремиться к единению и сплочению всего русского зарубежного воинства…».

К Корпусу Императорской Армии и Флота – Великий Князь Владимир Кириллович обратился по существу с таким же призывом:

«Я хочу видеть корпус еще более мощным. Я хочу, чтобы к решительному часу русское зарубежное воинство сплотилось в одну дружную военную семью, связанную строжайшей дисциплиной, проистекающей из долга присяги, взаимным уважением и присущей русскому воинству чувством взаимной выручки»

Как видите – оба эти призыва обращены к единству и к чувству взаимной выручки. Оба эти чувства были немедленно же продемонстрированы и РОВС’ом, и Корпусом. Начальник корпуса ген. П. Апухтин поместил в «Царском Вестнике» призыв к единению под лозунгом «За Веру, Царя и Отечество». Ген. Барбович в ближайшем же номере «Русского Голоса» вдребезги дезавуировал призыв Апухтина, каковой призыв, по просвещенному мнению Барбовича, «произвел весьма неблагоприятное впечатление… далеко не соответствующее добрым отношениям между чинами РОВС’а и КИАФ» – о чем и донес Архангельскому. Как рассудит эту историю Архангельский – еще неизвестно. «Русский Голос» от себя объявил выговор Апухтину, который, дескать, «взял на себя смелость давать советы и наставления членам РОВС’а.

Как видите – единство военной семьи и «присущее русскому воинству чувство взаимной выручки"»- были продемонстрированы немедленно, на другой же день после призыва Великого Князя. Что будет на третий день? Что будет в случае реальных дел, а не призрачных эмигрантских сфер влияния? Все эти барбовичи, апухтины и архангельские – они уж выручат! Уж сколько раз выручали они нас, бедных. Единственное утешение состоит в том, что никого больше им выручать не придется и ни при каких мало-мальски мыслимых комбинациях обстоятельств ни барбовичи, ни прочие решительно никому в России не будут нужны. В России – будут люди и будет выбор. Здесь нет ни людей, ни выбора…

*     *     *

Таким образом – в эмигрантской политике скрещиваются две линии.

Первая: отсутствие какой бы то ни было самостоятельной чисто русской государственной идеи.

Вторая: неистовая генеральская грызня из-за «сфер влияния».

Каждый генерал держится за свое ведомство, и не дай Бог обратиться к оному генералу даже и с дружеским советом. По этому поводу очень полезно вспомнить глубоко идиотский выговор, который опубликовал Витковский по адресу В. Орехова – а В. Орехов только и осмелился, что одобрить многомудрые деяния Витковского. Да, эти – они выручат!.. Никаких Парагваев в мире не хватит…

Наше движение – и я сам в том числе – допустили весьма значительное количество ошибок. Приходилось спотыкаться, ничего не поделаешь, иначе не бывает. Но если у нас есть наша регулятивная идея, наша путеводная звезда, - то нам не так уж и трудно – при всех неувязках – удержать свое собственное направление. Наша идея сводится к тому, что:

1) Россия имеет за собою тысячу лет исключительно высокой духовной культуры и нуждается в развитии своих собственных возможностей, а не в духовных пиджаках с чужого плеча.

2) Россия имеет за собою тысячу лет государственной культуры, более высокой по моральному содержанию и более успешной по результатам, чем государственные культуры других народов.

3) Россия есть живой, непрерывно обновляющийся организм – и всякая задержка в «обмене веществ», задержка «выделительных функций», грозит этому организму самоотравлением.

Исходя из этих трех положений – мы, во-первых, боремся и будем бороться против всяких попыток ввести в русскую душу какие бы то ни было чужеродные идеи. Мы, во-вторых, будем строить свое понимание русской государственности, только и исключительно исходя из практики нашей собственной тысячи лет. Мы, в-третьих, категорически отрицаем какое бы то ни было право старого и устаревшего правящего слоя каким бы то ни было способом вмешиваться в политику Новой России.

Исходя из этого – наши внешнеполитические симпатии или антипатии могут иметь только тактический характер. Мы отдаем себе отчет в том, что всякие внешнеполитические союзы, пакты, симпатии и прочее – всегда только временны, и что они бывают прочными не тогда, когда они основываются на Священных Словах с любых букв, а на общности интересов, по преимуществу экономических.

И, помимо всего этого – мы стоим на той точке зрения, что коммунизм является и для нас, и для России врагом номер первый.

*     *     *

Если мы подойдем к мировому положению вещей вот именно с этой ясно очерченной и прежде всего русской точки зрения – то мы сможем определить хотя бы свои моральные позиции в неистовом кавардаке всяких ориентаций и спекуляций.

По порядку:

а) Лучшим способом ликвидации социалистического рая в России была бы его самоликвидация – то есть «эволюция режима». И если бы были хоть самомалейшие признаки этой эволюции, - я первый всячески приветствовал бы их. Но таких признаков нет. Все разговоры об эволюции  это или сознательная ложь, или бессознательное вранье.

б) Следующим, наиболее экономным способом был бы «дворцовый переворот». Но его нет, и наступление его от нас никак не зависит.

в) Успешное восстание в стране в мирное время почти совершенно невероятно – по причинам, о которых я много раз уже говорил.

г) Самым вероятным – и опять-таки от нас независящим – исходом был бы внутренний переворот в результате внешней войны.

д) Всякая внешняя война или всякое иностранное вмешательство в какой-то степени может угрожать не только жизни большевизма, но и интересам России. Так, вмешательство Германии и Австрии приняло формы украинской самостийности и было остановлено победой союзников. Чрезвычайно нерешительное и двусмысленное вмешательство союзников иногда имело, по словам Деникина, «характер прямой оккупации» и было нацелено на завуалированные территориальные приобретения, преимущественно на Кавказе.

е) Территориальные и экономические претензии, вызванные иностранным вмешательством, будут ограничиваться не какими бы то ни было идеями или симпатиями, а общеполитическими и военными возможностями. Они, кроме того, будут неизбежно ограничены взаимной конкуренцией иностранных держав. При хотя бы приблизительном равновесии мировых сил – ни одна сторона не может спокойно допустить усиления другой стороны за счет России. Так, «больной турецкий человек» очень долгое время имел возможность существовать за счет конкуренции великих держав. Так, победившие союзники не позволили Германии наверстать поражение на Западе какими бы то ни было опорными пунктами на Востоке. При наличии военно обессиленной Германии – судьба России стала для союзников совершенно безразличной.

Сейчас – мирного положения уже нет. Гигантские мировые силы пришли в движение. Ни остановить, ни направить этого движения мы не в состоянии. Но кое-кто из нас может в какой-то степени использовать не от нас зависящие мировые течения. В этом использовании пригодится всякая веревочка. Кроме одной:

ни в каком случае и ни при какой мыслимой комбинации обстоятельств нельзя привлекать ни к какому русскому делу представителей нашей реакции. Ее малейшее участие совершенно неизбежно приведет к укреплению моральных позиций большевизма. Я не питаю высокого почтения к политической деятельности А. Ф. Керенского – однако, я с полным убеждением, основанном на очень обстоятельном знании настроений русских масс (в том числе и настроений самого последнего времени), - утверждаю: участие в какой бы то ни было русской акции господ типа Барбовича, Апухтина и Архангельского – приведет к неизбежной моральной катастрофе. Петербургский рабочий может пойти за призывами Керенского. Он ни в каком случае не пойдет за архангельскими и прочими. Даже Гоцлиберданы – и то лучше: с ними мы успеем справиться и потом. При участии Барбовичей – даже и «потом» никакого не будет, - будет сразу провал.

Эту мысль я попытаюсь сформулировать иначе: всякая существующая в мире антисоветская сила – каждая в своем роде, и каждая для своей аудитории – будет как-то подрывать морально-политические позиции большевизма. Вмешательство сил нашей реакции может привести только к укреплению этих позиций.

«Наша Газета», № 62, 28 декабря 1939 г.