Царь и народ

Ив. Тхоржевский в № 4159 «Возрождения» приводит мою фразу о том, что «здание русской империи все равно, с безусловной неизбежностью, будет возглавлено православным крестом русской монархии». Я ничего не имею против этой цитаты – но позвольте мне все же несколько обидеться на комментарии к ней. Комментарии гласят:

«Давно бы так! Эти новые слова ясно показывают, куда дует штабс-капитанский ветер».

Многоуважаемый Иван Иванович, позвольте Вас все-таки спросить – откуда это Вы взяли и «новые слова», и «давно бы так» и откуда появился «штабс-капитанский ветер»? Штабс-капитаны – они всегда были монархистами: в качестве таковых они фигурируют и на страницах русской истории. Ветры тут решительно не при чем. Что же касается меня – то ежели многоуважаемый Ив. Тхоржевский читал писания мои, то из оных писаний он мог бы умозаключить, что я даже и перед всевидящим оком ОГПУ имел смелость заявлять о своем монархизме, что даже и на страницах «Последних Новостей» я, никаким ветрам не повинуясь, со свойственной мне наглостью объявил себя монархистом, что никогда ни одним словом – печатным или непечатным – и ни по каким поводам я не высказывал ни малейшего сомнения не только в том, что монархия – лучший выход для России, но что монархия для России – есть также и неизбежность. При чем же: «новые слова» и «давно бы так»? Очень давно, многоуважаемый Иван Иванович. Очень давно – с тех пор, как я себя помню, вера в монархию для меня такая же само собою разумеющаяся вещь, как вера в Господа Бога: ни без того, ни без другого – Россия восстановлена быть не может. А так как она будет восстановлена, то с логической неизбежностью вытекает тот факт, что будут восстановлены и Православие, и Монархия. Никогда я не только не утверждал ничего иного, но никогда ни для себя, ни для других никакого сомнения в этом не питал и не выражал. Никакие ветры тут не при чем. Ни штабс-капитанские, ни милюковские, ни ГПУ’ские, ни фашистские – ни какие. Я – не парусное судно. Я двигаюсь по системе внутреннего сгорания.

Но моя монархичность ни в какой степени не обязывает меня преклоняться перед политической мудростью некоторых членов Династии и перед отсутствием протеста со стороны других членов Династии. В точно такой же степени моя вера в Господа Бога ни в какой степени не обязывает меня чтить епископа Елевферия – с его «несть Сталина, аще не от Бога». Я – человек грубый. Я – не лукавый царедворец. Для меня монархия – не поприще для ловли счастья и чинов и не паркет для великосветских изгибаний. Монархия – это хлеб моей родины. Люди, хотя бы и из числа Династии, которые отрывают от этой Родины кусок ее хлеба, - для меня враги. Не собираюсь скрывать и этого факта.

Но ежели Ив. Ив. Тхоржевский или не понял, или сделал вид, что не понял, в чем тут заключается сущность дела, то, вероятно, ее нужно разъяснить. Подчеркну только один факт, который, может быть, остался вне внимания штабс-капитанов.

Говорить о неизбежности монархии очень нехитро человеку, находящемуся в хотя бы приемлемых отношениях с вероятными возглавителями и с вероятным окружением будущей монархии. Но я – сознательно и обдуманно – свои отношения с представителями Династии – может быть, и не со всеми – испортил вконец. Есть вещи, которых мне не простят, но есть вещи, которых и я не прощу. Так что тут, как видите, - полная незаинтересованность. И – никаких «ветров». При этом я исхожу из того предположения, что ежели я испорчу свои отношения с Династией – это не существенно. А вот ежели Династия испортит свои отношения с русским мужиком – это существенно весьма. Ежели я   о к а ж у с ь   дискредитированным перед лицом эмиграции и – что, конечно, хуже, но весьма мало вероятно – даже перед лицом России – то это особой роли не играет. Но ежели окажется дискредитированна Династия – это может пахнуть весьма длительной затяжкой нашей катастрофы: не отказом от монархии, а сменой династии. От чего – тоже упаси нас Господи. Не будем уподобляться фрейлинам и камергерам: династии меняются – но это невеселая вещь. Временно, но в наших условиях только временно, монархия может быть заменена вождем. И это – не от хорошей жизни. И это, конечно, надолго. Во-первых, потому, что диктатор, придя не как Муссолини – при наличии Династии, а как Гитлер – в отсутствие ее, с восстановлением монархии, конечно, подождет: зачем ему связывать свои действия третьей силой? Во-вторых, потому, что кандидатов в диктаторы будет не один – уже в эмиграции есть штук десять. А сколько их еще появится в России? В-третьих, потому, что только монархия будет окончательной точкой над нашей великой и бескровной… И еще по многим причинам. Так что ко всем тем модам, которые

«…По Балтическим волнам

За лес и сало возят нам» –

я отношусь весьма скептически. О чем не раз и писал.

Меня спросят: зачем же подрывать авторитет Династии и зачем же портить с ней отношения? Я никакого авторитета не подрывал: не будем скрывать того факта, что его, в сущности, нет. Сейчас, когда во главе Династии стал Великий Князь Владимир Кириллович – появились надежды. Но надежды – это только почва для авторитета. Люди чествуют представителей Династии во всякого рода торжественных случаях, но никто не видит в них своих естественных вождей. Это есть факт, и скрывать его совершенно не для чего; он все равно будет раньше или позже вскрыт самой жизнью.

Теперь перейдем к жизни. До сих пор мои показания и прогнозы об СССР исполнились в точности. Это дает мне некоторое право просить о доверии и по поводу монархии. Я – совершенно независимо от моих отношений к Династии и даже независимо от ее качеств – утверждал самым категорическим образом: лучший лозунг, который может быть брошен в массы на другой же день переворота, - это лозунг монархии. Утверждаю, на основании многолетнего опыта своей всяческой подпольной политической работы в СССР, что никакой другой лозунг не воспринимается так быстро и так прочно, как этот. Он – нов для СССР – но он свой. Это лозунг гражданского мира, величия страны, это, если хотите, даже и лозунг «качества продукции» – «пила царского времени», «дом при царском режиме построен». Так что плакаты «о проклятом царском режиме», расклеенные на стенах домов, при этом же режиме построенных, - решительно никого не убеждают. Помню, как на Сормовском заводе рабочие избили расклейщика таких плакатов, рискнувшего работать в слишком уж темном месте; собирались бить и меня, как соглядатая – я случайно проходил мимо, но успел «потворить». Помню, мужики Ананьевского уезда колесили по всей губернии в поисках таинственной «великой княжны». О таких же поисках в других местах мне рассказывали много историй, но эту я сам видел собственными глазами. Помню и еще: был у меня физкультурник, комсомолец и футболист. Попался на самой обычной заводской краже – на шабашке (шабашкой называется сворованная продукция, или инвентарь: когда «пошабашат» что попало – в карман или под рубаху – иначе с голоду помереть можно). «легкая кавалерия» устроила у парня обыск. В чулане, заставленном старыми ящиками, в углу – нашли на стенке портрет Государя Императора Николая Второго – в рамке из свежих цветов. Участник легкой кавалерии рассказывал мне об этом весьма сконфуженно: «кто ж его, сукина сына, знал, что там царский портрет? Сказал бы – мы бы и не лезли». Комсомольцы – они тоже бывают разные – не хуже генералов.

Я их знаю очень хорошо – этих физкультурников, комсомольцев, заводских парнишек, мужиков всякого пола и возраста: через некоторое время госпожа Кускова и господин Милюков еще раз убедятся в том, что я знаю все это лучше наших демократов. Я среди этих людей и для этих людей работал около пятнадцати лет – нужно быть окончательным ослом, чтобы ничего о них не знать. И они меня знают: я не саботировал никогда – нужно было бы быть прохвостом, чтобы саботировать работу над здоровьем русской молодежи. Я не клялся в верности Сталину – ни одного разу, как это ни неправдоподобно, ибо сумел себя поставить приблизительно так, как нынче поставил себя в эмиграции: можете ухлопать, но заставить сказать то, во что я не верю, - никакими силами нельзя. На монархистов же «товарищи» смотрели, как на диплодоков: тоже чудаки бывают! Враг был гораздо ближе и понятнее: меньшевики, торговцы, офицеры. Но за раскрытие монархической пропаганды, конечно, расстреляли бы. Рисковал и этим. Так что рисковать ссорами в эмиграции – дело совершенно пустяковое. Подумаешь – риск!

Но вот, представьте себе – не отвлеченно, а реально: «будет некогда день» – и придем мы. И будут там миллионы и миллионы мужиков, рабочих и интеллигенции, почти исключительно из тех же мужиков и рабочих. Миллионы и миллионы, которые гнили в лагерях и в тюрьмах. Гнили на стройках – «вольных» или невольных. Гибли и от расстрелов, и от голода. Гнили, гибли и проклинали советскую власть всеми проклятьями, какие только могут быть у исстрадавшегося русского человека. И вот – придем не мы одни. Придут и другие. Какие-то другие останутся и там. И вот этим миллионам скажут: от имени Династии шла мировая пропаганда тех строек, на которых вы, товарищи, гибли и гнили. От имени Династии шла пропаганда примиренчества, оборончества, национализма и эволюции.

Что скажут эти миллионы? Что останется от «авторитета Династии»? А ведь, кроме пресловутой второй советской партии, люди будут говорить и еще о многом, о чем в эмиграции только шепчутся! Ну-с, многоуважаемый Иван Иванович, каково будет ваше положение перед этими миллионами и десятками миллионов?

И вот – я, совершенно бескорыстно проповедующий идею монархии человек, ни с какой стороны лично в ее восстановлении незаинтересованный и все-таки утверждающий: вне монархии выхода нет, - я с проповедью монархии в данных условиях в послесоветскую Россию не пойду. И Вам, Иван Иванович, не посоветую. Этот вопрос при данном положении нужно будет замять.

Монархия – это кусок хлеба. Пока этот кусок замазан большевицкой грязью – протягивать его в Россию нельзя. Уже сделаны ошибки, которые могут быть поправлены только путем самого резкого поворота. Если хотите – то и путем покаяния: русский народ никогда никакого покаяния не осудит и никогда не найдет его ни смешным, ни даже неуместным. В нем он будет видеть проявление высшего, религиозного мужества. Русский народ ни в чью непогрешимость не верит: такого догмата в православии нет. Все мы грешны, и все мы только рабы Божии. Русская монархия никогда не стояла на почве римского права – она стояла на нравственном законе, на православии…

Вокруг нового Главы Российского Императорского Дома, Великого Князя Владимира Кирилловича уже и сейчас сплетается очень много старых и льстивых слов. Не думаю, чтобы они могли ему помочь. Юность Великого Князя – это и недостаток, но и великое достоинство. Недостаток потому, что трудно в такие годы поднять на свои плечи такой страшный груз. Достоинство потому, что именно ему, Великому Князю Владимиру Кирилловичу – каяться не в чем. Но около его юности уже ходят кругом царедворцы и уже начинает намечаться какое-то новое средостение. То самое средостение, которое веками отделяло народ от царя, которое веками подрывало и дискредитировало монархическую власть, которое и сейчас, в эмиграции, образует собою лермонтовскую «жадную толпу, стоящую у трона».

Те, у кого есть субъективное гражданское мужество и у кого есть объективная возможность это мужество проявить, не имеют никакого права молчать в эти, может быть, решающие дни. «Жадная толпа» ухитрилась соединить над именем Династии две неприемлемые для России вещи: дворянство и большевизанство. Получился чудовищный ублюдок второй советской партии с реакционно-гвардейскими тенденциями, густо замазанными дегтем советской пропаганды. Ни с тем, ни с другим и порознь в Россию идти нельзя. Но идти одновременно и с тем, и с другим – значит, идти по путям политического безумия. Гражданские трусы могут об этом безумии промолчать. Льстивыми своими словами гражданские трусы у самых ног Династии роют для нее яму. Ловля счастья и чинов – это вещь совершенно безнадежная. Единственное, чего можно достигнуть на этих путях, это гибель старой Династии и мучительные и кровавые скитания России в поисках новой. Не будем увлекаться Иловайским. На путях русской Династии было много кровавых страниц, не укладывающихся ни в какие легитимные рамки.

Юный Великий Князь Владимир Кириллович является последней, самой последней, надеждой на возможность возвращаться в Россию с прямым, гордо поднятым, знаменем и династии, и монархии. Если эта надежда будет сорвана средостением дворянско-большевицкого ублюдка, тогда и знамя Династии, и знамя монархии нам придется временно свернуть. Для нас Россия все-таки прежде всего и выше всего. И если у русских людей зарубежья не хватит силы или мужества разгромить этот союз и реакции, и революции, тогда нам придется искать новых путей.

На Великого Князя Владимира Кирилловича история возложила задачу чудовищной тяжести. Мы все должны в меру наших сил помочь ему разрешить эту задачу. Но елейные слова – это слишком плохой метод. Нужно говорить правду. Хотя бы и горькую. Хотя бы и рискуя добрым своим именем. Умные люди и поймут, и простят. С неумными, может быть, придется погибать вместе.

Наша Газета, № 8, 7 декабря 1938 г.