Уроки борьбы

 

Мы потерпели поражение, и вместе с нами его потерпела Россия. Но Россия потерпела поражение более страшное, чем мы: у нас, в зарубежьи, ни колхозов, ин концлагерей, ни чрезвычайки все-таки нет. Но и нам – несладко.

Не мы подняли стяг гражданской войны, не мы звали к братоубийству. Не на нас лежит вина за окровавленное тело Родины нашей. Но, может быть, на нас есть другая вина: вина не зла, но вина слабости. Добро должно быть сильным. Мы – на данном отрезке времени (думаю, в масштабах Истории Российской – коротеньком отрезке) – оказались слишком слабыми.

И в этой статье я хочу затронуть очень тяжелую тему: почему же именно мы оказались слабыми.

 

*   *   *

Очень трудно проводить параллели между российской и прочими революциями.

Но от прочих революций нашу отличает беспримерное упорство обеих сторон, непрерывное «почти равенство сил», – как в 1917 году, так ив 1919, так и в 1936. Да, и в тысячу девятьсот тридцать шестом. Все эти годы большевизм висит на волоске и балансирует на острие штыка. Если ь\бы не это – то зачем бы Сталину идти на расстрел шестнадцати и на риск войны из-за Ларго Кабаллеро? Правительства, которые чувствуют себя прочно – таких вещей не делают.

Большевизм балансировал на острие штыка в эпоху военного коммунизма, когда сам Ленин удивлялся, как это им всем шеи не свернули; большевизм балансировал в эпоху НЭП-а, когда «частно-собственническая стихия» захлестывала социализм и когда Троцкий констатировал: «не мы регульнули кулака, а кулак нас регульнул»; большевизм балансировал на острие ножа в эпоху коллективизации, когда восстания в стране перекинулись в армию. Большевизм балансирует и сейчас.

Это, в сущности, не есть стабильное правительство.

В истории нашей гражданской войны было несколько моментов, когда нам «чуть-чуть не хватало», чтобы оказаться победителями. Основных таких момента было два: атака ген. Юденича на Петроград и занятие армией ген. Деникина Орла.

Но ни Петроград не был занят, ни от Орла мы не смогли дойти до Москвы. И откатились, кто в Эстонию, кто в Галлиполи.

В ряду факторов наших неудач были и факторы, так сказать, объективного значения: большевизм захватил центры страны с их громадными военными запасами и с их внутренними коммуникационными линиями. Белая Армия началась с четырехсот человек, затерянных в кубанских степях и не имевших где голову преклонить.

Но, кроме объективных факторов, – в нашем поражении значительную и, как мне кажется, решающую роль сыграли наши же собственные ошибки.

Борьба велась не на жизнь, а на смерть. В этой борьбе большевизм пустил в ход решительно все, что он мог пустить, и использовал все, что он мог использовать. Люди, которые октябрьскую революцию называют – хотя и большевистской, но русской, забывают о том, что опорные части красных не были русскими частями: это были и латышские, и мадьярские, и китайские, и башкирские (я уже не говорю о Троцких, Зиновьевых, Свердловых и прочих). Русским частям красное командование не доверяло. В большевистской военной литературе имеются признания и по этому поводу. Мы – даже и чехов не сумели толком использовать. Не говоря об иностранцах.

И вот такая ошибка:

Юденич подходил к Петрограду- Финляндия предложила свои корпуса на помощь. Совершенно ясно, что при данном положении вещей – падение красного Питера было бы для большевиков окончательной крышкой – они и сами это признавали. В Финляндии я всю эту историю узнал довольно подробно: предложение было сделано со стороны людей, которые этой независимости не хотели, и только откупались от левого крыла финской общественности. Но даже если и независимость?

Предложение было отклонено. Финнам не отдали Финляндии – и всю Россию отдали большевикам.

Может быть, об этой ошибке не стоило бы и говорить – мало ли какие бывают ошибки? – но она повторяется и сейчас – повторяется нашим оборончеством. Оборонцы «не хотят» (на этот-то раз – никто их уж и не спросит)  пожертвовать клочком России – скажем – для японцев, чтобы этой ценой купить всю Россию для всех русских.

 Ошибка номер второй. Не был решен – под всяческими предлогами и под влиянием г-на Кривошеина и прочих – земельный вопрос. И хуже, были допущены безнаказанные карательные помещичьи экспедиции. Их было немного, но свое дело они сделали: крестьянство из союзников превратилось или в нейтралистов, или во врагов (восстания в белом тылу).

Сейчас эта ошибка исправлена. Даже с некоторым перегибом. Почти никто и не думает сейчас о восстановлении помещичьего землевладения, хотя сейчас мужик, получивший вместо помещика совхоз, едва ли будет возражать против возвращения культурных помещичьих усадеб и кое-какой земли. Но, конечно, полное восстановление невозможно абсолютно.

Ошибка номер третий. Не пустили молодежь. И если на фронте выдвинулось очень много и очень талантливой военной молодежи, то в тылу ей никакого хода не было. Те штатские генералы, которые заведовали тыловыми учреждениями, не годились абсолютно никуда. Не потому, чтобы они были плохи сами по себе – ни в коем случае. А потому, что все их очень ценные в другой обстановке правовые навыки совершенно не соответствовали обстановке гражданской войны.

Под Киевом, на Ирпене, полураздетые добровольцы, волей-неволей занимающиеся самоснабжением, а в Киеве никак не могут собрать белья. Нужно было железной рукой взять за глотку киевского домовладельца, снять с него последние штаны и одеть фронтовиков. Домовладелец  не отдал этих штанов, и остался и без дома, и без штанов.

Нужно было пустить молодежь в Осваг. Я работал в киевском – это было учреждение поистине позорное – хуже концлагерного КВЧ (культурно-воспитательная часть). И об этот Осваг мы, группа молодежи, бились, как головой о стену, и ничего не могли сделать.

 

*   *   *

Нас разбила совокупность событий и вся совокупность наших ошибок. Выкиньте любую из них, и мы не сидели бы здесь.

Почему об этом надо говорить в эту славную годовщину? Потому что чрезвычайно вероятно наступление событий весьма схожих с днями Белой Борьбы. И изучая историю этой борьбы, мы должны не только преклонить колена свои перед героизмом ее участников, но также и изучить все причины того, почему же этот героизм России все-таки не спас? Об ошибках нужно говорить. Не в суд и не во осуждение тем людям, которые эти ошибки сделали, они тоже шли во имя России, но у них еще не было опыта гражданской войны. К гражданской войне они не готовились. Большевики к ней готовились десятилетиями, и Ленин штудировал Клаузевица в применении именно к гражданской войне. Белый генерал действовал в том годами и годами воспитанном убеждении, что русский полк – есть русский полк, и ни при каком стечен6ии обстоятельств ни японским, ни германским он сделаться не может. Это совершенно правильно для межнациональной войны, но это совершенно неправильно для гражданской: в ней белый полк мог сделаться красным и красный белым. Нужна была пропаганда. Ее не было или почти не было.

Белый штатский генерал действовал стой презумпцией, что существует Свод Законов Российской Империи – в гражданскую войну этот Свод не действовал и не мог действовать.

Нужна была железная энергия не только на фронте, на фронте она была, но в тылу – в тылу ее не было. Тыл нужно было взять в железный оборот; это могла сделать только молодежь, как в основном она это сделала в большевистском тылу. Как это сделали «энтузиасты» и делает «актив» большевизма, как делает это германская и итальянская молодежь.

Молодежь – это не только будущее, но это основная сила динамической нашей эпохи. Ее недооценили.

Ошибка с молодежью   е щ е   н е   и с п р а в л е н а.  Вот почему о ней нужно говорить и говорить.

 

Голос России. – 1936. – 17 ноября; № 22.